Если когда-то, в стрессовых ситуациях, я читала мантру «это всё неважно на самом деле», то сейчас я готова тыкать в себя иголкой, чтобы понимать, что нахожусь в реальности, что в этой реальности есть запахи, свет, воздух вообще, люди. В общем, пока я смотрела на это состояние из себя настоящей, удалось выпустить часть скопившейся боли через слёзы.
А потом меня зацепило то, что Александр тогда всё напирал на отсутствие совести. И я решила покопать эту тему. Вспомнить, как же я пришла к тому открытию, которое случилось после, было очень сложно, оно затирается моментально. В общем, я сидела и просто упорно смотрела в ту сторону.
И стала вспоминать что-то, подбирая фразы к своему состоянию, к тому, что всплывало в голове (обычно это помогает мне вскрыть чёрный ящик).
В какой-то момент я вдруг осознала, что отказалась от совести. То есть я прям сказала себе «так я же отказалась от совести». И меня бомбануло.
Стало дико страшно. В комнате будто стало темнее. Я была просто в шоке от этого осознания. Подумала: «Так это как же я себя вела все эти годы, как же я поступала без совести-то?» И тут началось...
Я прокручивала годы своей жизни в обратную сторону, с каждым разом вспоминая все мерзкие штуки, ситуации, в которых я вела себя неадекватно, демонстративно, в которых я портила не только свою жизнь, но и жизнь других людей, моменты, когда я уходила в несознанку, отказываясь решать какие-то жизненные проблемы, отказываясь нести свою ношу, перекладывая её на плечи других людей. Перекладывая всю свою ответственность на других. Обвиняя их. Калеча их.
И в какой-то момент я дошла до лет 3х-4х, когда в мою жизнь пришёл тот самый внутренний голос, который сказал, что «если никто не узнает, ничего страшного не случится, не нужно слушать совесть». Когда я сознательно залезла по макушку в этот мерзкий бункер. Я просто сидела, смотрела на это всё и офигевала.
Смотреть и офигевать — это лучшее, что ты можешь сделать, когда у тебя начинает вскрываться фигня из бессознательного. Постепенно в комнате снова стало тепло, свет стал ярче. В груди осталась тяжесть. Сильнее всего она ощущалась, когда я только осознала, что столько лет жила совершенно бессовестной жизнью.
Потом, когда вспоминались конкретные ситуации, я говорила, что мне очень-очень жаль, что я каюсь, что поступила так-то. И так я вспомнила очень много ситуаций. Тогда снова пришли слёзы, но без истеричности и самогнобления.
И ещё некоторое время состояние оставалось такое... придавленное.
Откуда-то стало навязываться состояние, чтобы я как бы уснула, ушла от этого чувства, но я продолжала сознательно в него возвращаться.
И мне было очень-очень стыдно. Но не так как раньше, когда стыд обжигал, и хотелось быстрее от него сбежать, избавиться.
Наоборот, это было такое чувство... что надо просто побыть в этом состоянии. Я столько лет уходила от чувства стыда. От чувства, что я поступила неправильно, плохо. И в этом не было самобичевания. Оно просто... закономерно, что-ли.
Мама в детстве всегда приводила меня в пример брату за то, что я быстро извинялась, могла легко попросить прощения. Но сейчас я понимала, что делала это только для того, чтобы мне самой не было дискомфортно.
Чтобы не потерять расположение, любовь близких. Чтобы не выглядеть в их глазах плохой. И я могла рыдать только чтобы избежать страха. Это странно звучит, но это так. Мне было невыносимо это состояние, и я просто убегала от него.