Помогающий уже всецело принадлежит жертве: он не решает свои проблемы, а чужие, он не спит, не ест, думает о том, как же помочь бедняге, он жизнью своей не живет. А этот дальше горюет. «А что, разве ты мне помог? Я и не заметил, мне так плохо, что я не замечаю, мне всего мало». Все силы помощника идут на поддержку образа Жертвы, подкрепление её эгоизма, поднятие её боевого духа, настроения, самооценки. А тогда Жертве надо вылезать из этого состояния, если она получает все на шару? Нет, конечно. Ответственности нет, за тебя всё разжёвывают, всё приносят на блюдечке, а ты живёшь и жалеешь себя любимого.
С Жертвой-то всё понятно, а что из этого имеет Спасатель? Его же тоже что-то держит в этой драматической роли? Ещё и как держит! Речь идет о необходимости быть нужным хоть кому-нибудь. «Он же сам просит меня о помощи, вот так судьба – я ему (ей) нужен (нужна)!
Но это же абсурд! Да, именно так, но это работает.
Вот отдам последнюю рубашку, лишь бы кому-то стало теплее.
Добродетель имеет место быть, но не в этом искажённом случае гонения за спасением того, кто не хочет спасаться, а лишь пользуется этим нездоровым желанием быть нужным. Нездоровым, потому что реальная помощь результативна, она дает свои плоды, и тогда обе стороны остаются наполненными, радостными и благодарными друг другу. А здесь наливаешь как в кувшин без дна, а он не наполняется (если сделать маленькое отступление, в мифологии Данаиды за своё преступление были осуждены наполнять водой бездонную бочку, отсюда выражения «работа Данаид» — бесплодная, нескончаемая работа).